Голанц выслушал судью, понурившись.

— Ваша честь, обвинение просит о коротком перерыве, — негромко сказал он.

— Ваша честь, — вмешался я. — Я возражаю против каких бы то ни было перерывов. Он просто хочет обработать моего свидетеля, чтобы тот дал показания в его пользу.

— А вот против этого возражаю я, — заявил Голанц.

— Перерыва не будет, — постановил судья. — Возражение отклоняется.

Мы разошлись по своим местам, и я снова воспроизвел кусок записи, показывающий, как закованного в наручники человека усаживают в парке «Малибу-Крик» на заднее сиденье машины «4-альфа». И снова остановил воспроизведение.

— Помощник Столлуорт, это та самая машина, которую вы водили?

— Да, это она.

— Кто этот человек на заднем сиденье?

— Его имя — Эли Вимс.

— Наручники надеты на него потому, что он арестован?

— Да. Его арестовали за попытку убить меня — это во-первых. И во-вторых, за незаконную стрельбу.

— Сколько незаконных выстрелов он произвел?

— Точного числа я не помню.

— Как насчет девяносто четырех?

— Похоже на правду. Он расстрелял кучу патронов.

— Вы отвезли его в ближайший участок, в Малибу?

— Нет. Я отвез его в город, в тюрьму округа.

— Сколько времени это заняло? Я имею в виду вашу поездку.

— Около часа.

— А затем вы возвратились в Малибу?

— Нет. Сначала мне пришлось отремонтировать машину. Вимс разбил выстрелом фару. В городе я заехал на автосервис. Время было ночное, там работали только двое ребят, так что ремонт занял весь остаток смены.

— Так когда же машина возвратилась в Малибу?

— Как раз к пересменке. Я отдал ее парням из дневной смены.

Я заглянул в свои заметки:

— Помощникам шерифа Мюррею и Харберу?

— Совершенно верно.

— Скажите, помощник, когда вы передаете другой смене машину, вы чистите ее или дезинфицируете каким-либо способом?

— Вообще-то так оно и положено. Но на деле чистка не производится, если, конечно, никого не вырвет на заднее сиденье. Один или два раза в неделю машины ставят на техобслуживание, вот тогда техники их и чистят.

— А Эли Вимса в вашей машине не рвало?

— Нет. Я бы это заметил.

— Хорошо, помощник Столлуорт. Эли Вимса арестовали, сковали ему за спиной руки, и вы отвезли его в город. Видеозапись показывает, что мистер Вимс занимал заднее сиденье справа. Пока вы ехали в город, он на этом месте и оставался?

— Да, конечно. Я пристегнул его ремнем безопасности.

— Помощник, просматривая запись, я заметил, что вы не надели на кисти рук мистера Вимса пластиковый мешок. Почему?

— Я счел это ненужным. Улик, которые доказывали, что он стрелял из принадлежавших ему ружей, и так было предостаточно. — Столлуорт вдруг зевнул. — Остатки пороховой гари у него на руках нас не интересовали.

— Благодарю вас, помощник. Надеюсь, сегодня вам удастся выспаться.

Я сел, предоставив Голанцу возможность заняться свидетелем, однако теперь остановить меня ему было практически нечем. Он отказался от перекрестного допроса, и судья объявил обеденный перерыв.

Доктор Шамирам Арсланян была из тех свидетельниц, что производят на присяжных сильнейшее впечатление. Не самим своим присутствием на суде, но внешностью и особенностями личности. Ее имя и степень доктора судебной медицины создавали образ серьезной брюнетки, этакой ученой дамы. В белом лабораторном халате и с волосами, собранными сзади в тугой пучок. Она же была живой синеглазой блондинкой, очень улыбчивой. Телегеничной, умеющей четко выражать свои мысли, уверенной в себе, но не высокомерной. Одним словом, очаровательной женщиной.

С Шами — она предпочитала, чтобы ее называли именно так, — я провел большую часть уик-энда. Мы прошлись по уликам, отрепетировали показания, которые она даст, выступая в качестве свидетельницы защиты, и ее дальнейшие ответы во время перекрестного допроса — ответы, которые позволили бы избежать жалоб обвинения на то, что защита утаила какие-то материалы. Так что о моей «волшебной пуле» я рассказал ей лишь в самый последний момент.

Разумеется, стоила она, как и всякая знаменитость, не дешево. Став ведущей телевизионного шоу, Шами соответственно повысила свои гонорары. За четыре дня, которые ей предстояло потратить в Лос-Анджелесе на изучение материалов дела, подготовку и дачу свидетельских показаний, Шами потребовала десять тысяч долларов плюс оплату всех ее расходов. Впрочем, проведя с ней первые десять минут, я понял, что она стоит каждого потраченного на нее цента. Личность ее не могла не покорить присяжных, а факты, которые она изложит, решат исход процесса.

Стоило Шами появиться в зале, как по нему прокатился шепот узнавания, а когда она заняла место свидетеля, все уже только на нее и смотрели. На Шами был темно-синий костюм, облегавший все изгибы ее тела и подчеркивавший золотистость волос.

После того как ее привели к присяге, я взял блокнот и взошел на кафедру.

— Добрый день, доктор Арсланян, как вы себя сегодня чувствуете?

— Прекрасно. Спасибо, что поинтересовались.

— Вы — платный консультант защиты, не так ли?

— Мне заплатили за то, чтобы я выступила здесь, но не за дачу показаний, которые расходятся с моим мнением. Таковы мои условия, и я никогда не отступаюсь от них.

— Хорошо, расскажите нам, доктор, откуда вы родом.

— Сейчас я живу в городе Оссининге, штат Нью-Йорк. Родилась и выросла я во Флориде и много лет прожила в окрестностях Бостона.

— Шамирам Арсланян — это не похоже на имя уроженки Флориды.

Она ослепительно улыбнулась:

— Мой отец — стопроцентный армянин. Это делает меня на одну половину армянкой, а на другую флоридкой. Отец говорит, что в детстве мне подошла бы другая фамилия — Армагеддян.

В зале раздались сдержанные смешки.

— Какую подготовку по судебной медицине вы получили? — спросил я.

— Ну, в Массачусетском технологическом институте я получила магистерскую степень инженера-химика, затем Колледж Джона Джея удостоил меня степени доктора криминологии.

— Говоря «удостоил», вы имеете в виду почетную степень?

— Нет, ни в коем случае, — решительно произнесла она. — Я столько работала, что у меня едва задница не стерлась.

На этот раз в зале засмеялись в открытую, и даже судья, прежде чем постучать молотком, воспитанно улыбнулся. Я взглянул на присяжных и увидел двадцать четыре завороженно взирающих на мою свидетельницу глаза.

— А какие степени у вас еще имеются?